Каждый верит в собственные глюки
Название: Путь к прозрению
Автор: Ziggy
Жанр: рассказ
Рейтинг: R (жестокость)
Саммари: о национал-патриотизме
читать дальшеБыл поздний вечер. Кроме монитора в комнате горела лишь тусклая настольная лампа, призванная освещать расположенную на выезжающей полке под столешницей клавиатуру. Чипсы, высыпанные на большую суповую тарелку, уже подходили к концу. Быстро выстукивая по клавишам длинными маслянистыми пальцами, Николай печатал свой очередной манифест. «Нас мало, но, несмотря на это мы сильны и с каждым прибывшим человеком становимся всё сильнее. Тем не менее в связи с ужесточением цензуры на прямые призывы к насилию (далее в самой уничижительной форме следовал список тех групп населения, к насилию над которыми Николай так старался призвать) мы временно должны проявлять осторожность…» «Для обеспечения анонимности нашего общения в Интернете в обязательном порядке требуется скрывать свой истинный IP адрес, нигде не указывать ваши фамилии и имена. Любую необходимую для нашей деятельности информацию а также пропагандирующую нас информацию скрывать под ничего не значащими заголовками и ссылками. Чтобы не привлекать внимание правозащитных органов, не используйте в качестве аватаров свастику и прочую выдающую вашу приверженность к нашей идее символику…» Закончив с пафосной частью манифеста, Николай перешёл к конкретным советам относительно того, как всё же следует защищать свою анонимность и как следует расправляться с теми, кто по мнению его единомышленников должен быть рано или поздно уничтожен самыми зверскими способами во благо «чистой от инородной примеси России».
Рука в очередной раз автоматически пошарила по тарелке в поисках чипсины, но наткнулась лишь на прилипающие к коже крошки. Чипсы кончились. Николай разочаровано вытер руки о джинсы, но продолжил печатать. Однако через некоторое время привычка жевать во время «работы» взяла над ним верх, и он, захватив с крючка на двери куртку, выскочил в коридор.
– Мам! Я в ларёк, за чипсами! Сейчас приду! – крикнул он в пространство кухни, где под ненавязчивый шумок радио мать готовила на завтра суп. Не дожидаясь ответа, сунул ноги в кроссовки и хлопнул входной дверью, на ходу проверяя в кармане деньги. Их оказалось немного, но на пару пакетов чипсов и бутылку пива – вполне.
Улица обдала лицо и шею осенней прохладой. Мокрый асфальт поблёскивал в лучах фонарей, но дождя не было. Поежившись, Николай зашагал за угол, где, совсем рядом с домом, находился круглосуточный ларёк с чипсами, сигаретами, жвачкой и прочей мелочью. Над маленьким окошком светилась красная реклама кока-колы. Из-за стекла на Николая смотрела смуглая черноглазая женщина с кудрявыми волосами. Николай недовольно усмехнулся. Чужеземка, враг непогрешимого русского народа. Однако припираться с ней времени у Николая не было. Он лишь сказал грубовато:
– Две пачки чипсов «Лэйс» с беконом, бутылку «Старого мельника» и сдачу не забудь.
Женщина молча выдала товар и ссыпала на тарелочку мелочь. Руки у неё были не по возрасту старческие, мозолистые. Николай хмыкнул, глядя на них.
– Побыстрее не могла?
Взял покупку, зажал в кулаке монеты и отвернулся. Недалеко в полутьме у стены он заметил небольшую компанию парней лет восемнадцати, покуривавших и со странной внимательностью наблюдавших за ним. Поначалу не придав этому никакого значения, Николай отправился обратно к подъезду. Однако, когда компания последовала за ним, он насторожился. Захотелось прибавить шаг.
– Эй! Ну-ка подожди! – раздался сзади сипловатый голос. Вбок метнулся огонёк не затушенного окурка. Николай оглянулся. Парни немного сутулясь и скрывая руки в карманах широких бесформенных штанов, окружили его. Они были в надвинутых на глаза кепках, из-под которых виднелись бритые виски.
– Ты еврей, да? – спросил всё тот же парень, злобно щуря маленькие светлые глазки.
– Нет! – ответил Николай возмущённо. Он был темноволос, а крупный нос с горбинкой унаследовал от неизвестных далёких предков, но точно знал, что никаких евреев у него в роду не было. Да и внешность его знающему человеку трудно было бы принять за еврейскую. Но то знающему, а молодчики в кепках явно не отличались тягой к знаниям.
– А я говорю, ты еврей! – парень в кепке хмыкнул. – А мы патриоты. Россия для русских!
– Но я русский. И я тоже патриот… – по спине Николая пробежал неприятный холодок. – Я вхожу в партию националистов!
Вокруг раздался лишь басовитый смех, а в следующую секунду удар широкого кулака, направленный Николаю в лицо, разбил ему очки. В глаз попал осколок. Николай вскрикнул, заваливаясь назад. На ногах он не удержался и больно ударился спиной и затылком о мокрый асфальт. Пиво и чипсы, выпав из рук, полетели в сторону. Николай в панике схватился руками за лицо, желая проверить, что же случилось с глазом, и получил по ним тяжёлым кованным сапогом. Из носа брызнула кровь, дышать стало трудно. Следующий удар пришёлся в солнечное сплетение, и почти сразу же от другого нападавшего – в затылок. Николай съёжился, прикрывая локтями и коленями живот, но пинали его со всех сторон, попадая по спине, по голове, в промежность… Джинсы намокли от мочи и крови. Звуки ударов смешивались с сопением нападавших и характерным хлюпаньем растёкшейся по асфальту жидкости.
Он уже терял сознание от боли. Кровь заливала ему глаза, накапливалась в горле, вынуждая захлёбываться, внутренности, казалось, вот-вот разорвутся. В голове с необыкновенной ясностью пронеслась одна единственная мысль: ЭТО ВСЁ. Николай прекрасно понимал, что никто, даже если кто-то и окажется случайным свидетелем происшествия, не рискнёт помогать ему. Прохожие никогда не вмешиваются в драки.
Однако судьба распорядилась иначе. Произошло что-то странное, почти невероятное. Раздались чьи-то голоса, звуки ударов, направленных явно не на Николая, и топот убегающих ног. Николай лишь на мгновение разлепил веки. Левый глаз не видел, но правым сквозь пелену удалось разглядеть лицо навсегда врезавшееся в память. Полудлинные чёрные волосы, слегка раскосые глаза, тонкие губы…
– Паша, звони в скорую, – прозвучал негромкий уверенный голос.
Щёлканье кнопок мобильника, и другой голос, более низкий, произнёс:
– Скорая? Здесь человека избили, – далее адрес.
Очнулся Николай уже в больничной палате. Рядом, вся в слезах, сидела мать. Она постарела за эти несколько часов. Руки её мелко дрожали. Повязка на одном глазу мешала Николаю смотреть, тело не слушалось, голова раскалывалась на части. Тем не менее он постарался улыбнуться. Он был жив.
Домой Николай вернулся только через месяц. Глаз спасли, но зрение сильно упало. Одну почку пришлось удалить. Он, конечно, написал заявление в милицию, но нападавших не нашли. Впрочем, скорее всего и не искали.
– Сейчас разгул национал-патриотизма, это мог быть кто угодно, – объяснил следователь.
Мать узнала через милицию имена и телефоны спасителей, она считала своим долгом отблагодарить их.
– Каждый на нашем месте должен был поступить так же, – немного смущаясь произнёс черноволосый Ринат, переглядываясь со своим светло-русым коротко стриженным товарищем. Николай кивнул, вдруг почувствовав себя крайне неловко. Он почти ничего не видел теперь, но каким-то удивительным образом прозрел.
Дома Николай первым делом включил компьютер и, с трудом различая на мониторе расплывающиеся буквы, файл за файлом удалил всё, что касалось его недавней деятельности.
Удалил с жёсткого диска.
Удалил из своей жизни.
Автор: Ziggy
Жанр: рассказ
Рейтинг: R (жестокость)
Саммари: о национал-патриотизме
читать дальшеБыл поздний вечер. Кроме монитора в комнате горела лишь тусклая настольная лампа, призванная освещать расположенную на выезжающей полке под столешницей клавиатуру. Чипсы, высыпанные на большую суповую тарелку, уже подходили к концу. Быстро выстукивая по клавишам длинными маслянистыми пальцами, Николай печатал свой очередной манифест. «Нас мало, но, несмотря на это мы сильны и с каждым прибывшим человеком становимся всё сильнее. Тем не менее в связи с ужесточением цензуры на прямые призывы к насилию (далее в самой уничижительной форме следовал список тех групп населения, к насилию над которыми Николай так старался призвать) мы временно должны проявлять осторожность…» «Для обеспечения анонимности нашего общения в Интернете в обязательном порядке требуется скрывать свой истинный IP адрес, нигде не указывать ваши фамилии и имена. Любую необходимую для нашей деятельности информацию а также пропагандирующую нас информацию скрывать под ничего не значащими заголовками и ссылками. Чтобы не привлекать внимание правозащитных органов, не используйте в качестве аватаров свастику и прочую выдающую вашу приверженность к нашей идее символику…» Закончив с пафосной частью манифеста, Николай перешёл к конкретным советам относительно того, как всё же следует защищать свою анонимность и как следует расправляться с теми, кто по мнению его единомышленников должен быть рано или поздно уничтожен самыми зверскими способами во благо «чистой от инородной примеси России».
Рука в очередной раз автоматически пошарила по тарелке в поисках чипсины, но наткнулась лишь на прилипающие к коже крошки. Чипсы кончились. Николай разочаровано вытер руки о джинсы, но продолжил печатать. Однако через некоторое время привычка жевать во время «работы» взяла над ним верх, и он, захватив с крючка на двери куртку, выскочил в коридор.
– Мам! Я в ларёк, за чипсами! Сейчас приду! – крикнул он в пространство кухни, где под ненавязчивый шумок радио мать готовила на завтра суп. Не дожидаясь ответа, сунул ноги в кроссовки и хлопнул входной дверью, на ходу проверяя в кармане деньги. Их оказалось немного, но на пару пакетов чипсов и бутылку пива – вполне.
Улица обдала лицо и шею осенней прохладой. Мокрый асфальт поблёскивал в лучах фонарей, но дождя не было. Поежившись, Николай зашагал за угол, где, совсем рядом с домом, находился круглосуточный ларёк с чипсами, сигаретами, жвачкой и прочей мелочью. Над маленьким окошком светилась красная реклама кока-колы. Из-за стекла на Николая смотрела смуглая черноглазая женщина с кудрявыми волосами. Николай недовольно усмехнулся. Чужеземка, враг непогрешимого русского народа. Однако припираться с ней времени у Николая не было. Он лишь сказал грубовато:
– Две пачки чипсов «Лэйс» с беконом, бутылку «Старого мельника» и сдачу не забудь.
Женщина молча выдала товар и ссыпала на тарелочку мелочь. Руки у неё были не по возрасту старческие, мозолистые. Николай хмыкнул, глядя на них.
– Побыстрее не могла?
Взял покупку, зажал в кулаке монеты и отвернулся. Недалеко в полутьме у стены он заметил небольшую компанию парней лет восемнадцати, покуривавших и со странной внимательностью наблюдавших за ним. Поначалу не придав этому никакого значения, Николай отправился обратно к подъезду. Однако, когда компания последовала за ним, он насторожился. Захотелось прибавить шаг.
– Эй! Ну-ка подожди! – раздался сзади сипловатый голос. Вбок метнулся огонёк не затушенного окурка. Николай оглянулся. Парни немного сутулясь и скрывая руки в карманах широких бесформенных штанов, окружили его. Они были в надвинутых на глаза кепках, из-под которых виднелись бритые виски.
– Ты еврей, да? – спросил всё тот же парень, злобно щуря маленькие светлые глазки.
– Нет! – ответил Николай возмущённо. Он был темноволос, а крупный нос с горбинкой унаследовал от неизвестных далёких предков, но точно знал, что никаких евреев у него в роду не было. Да и внешность его знающему человеку трудно было бы принять за еврейскую. Но то знающему, а молодчики в кепках явно не отличались тягой к знаниям.
– А я говорю, ты еврей! – парень в кепке хмыкнул. – А мы патриоты. Россия для русских!
– Но я русский. И я тоже патриот… – по спине Николая пробежал неприятный холодок. – Я вхожу в партию националистов!
Вокруг раздался лишь басовитый смех, а в следующую секунду удар широкого кулака, направленный Николаю в лицо, разбил ему очки. В глаз попал осколок. Николай вскрикнул, заваливаясь назад. На ногах он не удержался и больно ударился спиной и затылком о мокрый асфальт. Пиво и чипсы, выпав из рук, полетели в сторону. Николай в панике схватился руками за лицо, желая проверить, что же случилось с глазом, и получил по ним тяжёлым кованным сапогом. Из носа брызнула кровь, дышать стало трудно. Следующий удар пришёлся в солнечное сплетение, и почти сразу же от другого нападавшего – в затылок. Николай съёжился, прикрывая локтями и коленями живот, но пинали его со всех сторон, попадая по спине, по голове, в промежность… Джинсы намокли от мочи и крови. Звуки ударов смешивались с сопением нападавших и характерным хлюпаньем растёкшейся по асфальту жидкости.
Он уже терял сознание от боли. Кровь заливала ему глаза, накапливалась в горле, вынуждая захлёбываться, внутренности, казалось, вот-вот разорвутся. В голове с необыкновенной ясностью пронеслась одна единственная мысль: ЭТО ВСЁ. Николай прекрасно понимал, что никто, даже если кто-то и окажется случайным свидетелем происшествия, не рискнёт помогать ему. Прохожие никогда не вмешиваются в драки.
Однако судьба распорядилась иначе. Произошло что-то странное, почти невероятное. Раздались чьи-то голоса, звуки ударов, направленных явно не на Николая, и топот убегающих ног. Николай лишь на мгновение разлепил веки. Левый глаз не видел, но правым сквозь пелену удалось разглядеть лицо навсегда врезавшееся в память. Полудлинные чёрные волосы, слегка раскосые глаза, тонкие губы…
– Паша, звони в скорую, – прозвучал негромкий уверенный голос.
Щёлканье кнопок мобильника, и другой голос, более низкий, произнёс:
– Скорая? Здесь человека избили, – далее адрес.
Очнулся Николай уже в больничной палате. Рядом, вся в слезах, сидела мать. Она постарела за эти несколько часов. Руки её мелко дрожали. Повязка на одном глазу мешала Николаю смотреть, тело не слушалось, голова раскалывалась на части. Тем не менее он постарался улыбнуться. Он был жив.
Домой Николай вернулся только через месяц. Глаз спасли, но зрение сильно упало. Одну почку пришлось удалить. Он, конечно, написал заявление в милицию, но нападавших не нашли. Впрочем, скорее всего и не искали.
– Сейчас разгул национал-патриотизма, это мог быть кто угодно, – объяснил следователь.
Мать узнала через милицию имена и телефоны спасителей, она считала своим долгом отблагодарить их.
– Каждый на нашем месте должен был поступить так же, – немного смущаясь произнёс черноволосый Ринат, переглядываясь со своим светло-русым коротко стриженным товарищем. Николай кивнул, вдруг почувствовав себя крайне неловко. Он почти ничего не видел теперь, но каким-то удивительным образом прозрел.
Дома Николай первым делом включил компьютер и, с трудом различая на мониторе расплывающиеся буквы, файл за файлом удалил всё, что касалось его недавней деятельности.
Удалил с жёсткого диска.
Удалил из своей жизни.
@темы: Рассказ, Творчество
-
-
24.03.2006 в 11:35Не хочу грузить, но прорывает: скоро мне предстоит защищать диссертацию на тему "Герой в современной газетно-журнальной периодике в контексте кризиса идентичности".
-
-
24.03.2006 в 11:50Упс, какая тема! Ты сама её выбрала, или так надо было? И на кого диссертация?
Антиутопия потому, что ситуация у меня описана не совсем такая, какая она на самом деле, а несколько утрированная. Как бы что будет, если нацианалистические взгляды пойдут так распростроняться и дальше.
Кстати, христианская вера поддерживает именно националистов. Если ей добавить авторитета, случится только хуже.
Смена общественного строя да, причина серьёзная. Идёт расслоение общества и как следствие неприятие одних групп населения другими.
А что ты понимаешь под кризисом идентичности?
-
-
24.03.2006 в 12:12Хороший рассказ, за душу берет. И актуальный, в свете вчерашнего решения присяжных по делу об убийстве таджикской девочки в Питере.((
-
-
24.03.2006 в 12:16Об убийстве таджикской девочки что-то слышала, но мельком. Видимо, тема витает в воздухе.
-
-
24.03.2006 в 12:30Тогда просвещу. Присяжные решили, что зверское убийство было всего лишь рядовым хулиганством.((
-
-
24.03.2006 в 12:32-
-
24.03.2006 в 14:13Да, звучит...
-
-
24.03.2006 в 17:53вопросы, касающиеся того, кто я (в смысле человек) в этом мире и куда мы идем, меня всегда волновали
Меня тоже.
люди затрудняются, к какой социальной группе себя относить: "новые бедные"? И что есть средний класс?
Пожалуй что да, затрудняются. В цивилизованном мире принято считать, что средний класс это тот, который способен самостоятельно обеспечить себя жильём. К России такое определение неприемлимо, ибо основная часть населения оказывается ниже "среднего" уровня. Явно виден экономический подтекст.
А в личном плане кризис идентичности вызывает прежде всего смена ценностей, когда привычная людям система ценностей разрушается, а новую они не могут принять. И длится это состояние уже с середины 19 века (как раз когда началась НТР, провозгласили: Бог умер и т.д.), по моему мнению, обостряясь на рубеже веков.
Хм... очень интересно. До середины 19 века культура в России была менее техногенной, а потом стала более, погнавшись за Западом? Так? И некоторая часть населения "потерялась", утратив духовность? Тут очень всё неоднозначно, ИМХО.
хватит уже писать о психах, давайте писать о сильных героях
-
-
24.03.2006 в 18:11До середины 19 века культура в России была менее техногенной, а потом стала более, погнавшись за Западом? Так?
Не совсем. Кризис этот касается как раз всего западного мира: НТР, информационное общество и глобализация ведь для всех наступили. Мне тут недавно задали хороший вопрос - он связан с темой поста, чтобы совсем от нее не уйти
И некоторая часть населения "потерялась", утратив духовность?
Та часть населения, которая утратила духовность, как раз не "потерялась", их-то как раз кризис идентичности не мучает, им-то как раз и пресса помогла на начальном этапе вторичной социализации. Тяжело тем, кто задумывается о духовности, стремится к ней, старается ее сохранить - героев для этого сегмента аудитории как раз очень мало. Еще один вывод, к которому я пришла в ходе обсуждения диссертации: у нас быть порядочным человеком - уже героизм.
-
-
24.03.2006 в 20:11ППКС!
Кризис этот касается как раз всего западного мира: НТР, информационное общество и глобализация ведь для всех наступили.
А разве для Западной Европы они наступили не значительно раньше?
почему в условиях глобализации, когда, казалось бы, национальные границы должны стираться и мир должен двигаться к космополитизму, обостряются национальные противоречия? Потому что, оказывается, стремление к идентификации с группой в человеке заложено, это врожденное, поэтому стирание национального, например, начала воспринимается как угроза идентичности.
То, что стремление к идентификации с группой заложено генетически, это скорее всего. Такой инстинкт обеспечивал выживание дикого человека. Также как и инстинкт свой/чужой по территориальному признаку, переросший во времена глобальных переселений племён в признак национальный. Сейчас объективного смысла в такой вражде нет, а архетипы, видимо, сохранились.
Тяжело тем, кто задумывается о духовности, стремится к ней, старается ее сохранить - героев для этого сегмента аудитории как раз очень мало.
Им тяжело, ибо у большинства духовность отсутствует, и возникает взаимонепонимание. Означает ли всё это, что духовные люди проигрывают в естественном отборе? Вдруг задумалась. А вообще, духовность - это такое понятие... Его как-то бы сначала определить надо. Вот американские герои, живущие по принципу "добро должно быть с кулаками" и отстреливающие на улицах всяких там бандитов и террористов, духовные?